Иосиф Кобзон - Владимиру Высоцкому: "Никто твои песни петь не будет"

...И дал взаймы молодому автору двадцать пять рублей.

В жизни великих советских артистов, на их пути к вершинам успеха и народной любви, конечно же были неудачи и сомнения, минуты отчаяния и годы гонений. Их безжалостные "генеральные продюсеры" - советское государство и его Министерство культуры - кнутов не жалели. Да и пряники раздавали выборочно.

Хватало того и другого и в артистической карьере Владимира Высоцкого. Хотя поклонники великого барда до сих спорят, чего в его биографии было больше - "кнутов" или "пряников"? И кто в конце концов навредил ему больше, государство с его партийными принципами формирования культуры или он сам?

Я думал о том, как прекрасно всё первое! Как прекрасна первая реальность!
Даниил Хармс.

Знакомство с Фаиной Раневской
Фаина Георгиевна задержалась у доски приказов Театра имени Пушкина и увидела пять или семь выговоров какому-то актёру Высоцкому.
- Боже мой! Кто этот бедный мальчик? - Воскликнула великая актриса.
- Фаина Георгиевна, это - я. - Ответил ей щуплый маленький паренёк, которого Раневская не сразу-то и заметила.
Так они и познакомились. И опытная Раневская стала доброй феей-заступницей Высоцкого.

Высоцкий о своей первой песне:
- Первую свою песню я написал в Ленинграде где-то в 1961 году. Дело было летом, ехал я в автобусе и увидел впереди себя человека, у которого была распахнута рубаха и на груди была видна татуировка — нарисована была очень красивая женщина, а внизу написано: "Люба, я тебя не забуду!". И мне почему-то захотелось про это написать. Я сделал песню "Татуировка", только вместо "Любы" подставил для рифмы "Валю".
Вот так получилась первая песня. И поскольку в то время я только учился играть на гитаре, а чужие песни всегда труднее разучивать, — я стал писать свои.

О своей первой магнитофонной записи:
- Мы жили в одной квартире у режиссера "Мосфильма" Льва Кочаряна. Там были люди, которых вы знаете. Это Вася Шукшин, которого больше нет, сам Лева, который тоже умер, замечательный человек, который любил жизнь невероятно. Там был Андрюша Тарковский... И вот для них я пел эти песни, и первый раз Лева Кочарян, мой друг, вдруг сказал: "Подожди одну минуту" - и нажал на кнопку магнитофона. Так случилось, что первый раз это было записано на магнитофон. Но никто не обратил на это внимания, ни один человек не думал, что из этого получится дальше. Но случилось так, что кто-то это услышал, захотел переписать. И началось вот такое, ну, что ли, триумфальное шествие этих пленок повсюду, по всему Союзу.

Из воспоминаний Ю. Гладкова:
- ... у Льва Кочаряна был старенький магнитофон "Днепр". Он подкладывал под микрофон книги, усаживал Володю, и они начинали записывать... Володя очень серьёзно готовился... "Тише! Тише!" В общем это всегда был серьёзный процесс, как в студии.

Первая студийная запись
Друг Высоцкого, режиссёр Андрей Тарковский приглашал актёра сняться в двух своих фильмах - "Ивановом детстве" и "Андрее Рублёве". Однако, в обоих случаях Высоцкий давал известную "слабину", запивал. В итоге роли доставались другим актёрам.
Вот так, с одной стороны, из-за запретов "на Высоцкого" со стороны Госкино, с другой - из-за пристрастия Высоцкого к водке, от него "уходили" многие роли.
Зная об этом, известный режиссёр Георгий Юнгвальд-Хилькевич задумал пригласить опального исполнителя на роль в своём фильме "Дерзость". Как и следовало ожидать, Госкино резко и решительно отвергло эту кандидатуру. И тогда Юнгвальд-Хилькевич, рискуя собственной карьерой, а может быть и свободой, на пару со своим звукооператором взял, да и записал тридцать песен Высоцкого! На широкую, строго подотчётную киноплёнку! Без каких-либо изысков бард, взяв в руки гитару, водрузил ногу на табуретку и - дал так дал! - Это была первая качественная запись его песен.

Из воспоминаний М. Туманишвили:
- Мне запомнилось ощущение непрерывного, постоянного творчества. Был в наличии весь привычный антураж: застолье, тосты, но мы собирались не для этого. Собирались поговорить, поспорить. Многие из нас недавно закончили театральные институты, многие уже начинали работать в кино, было много друзей и знакомых в театрах и на студиях. Первые фильмы, первые роли, первые книги... А еще собирались, чтобы послушать первые Володины песни. Причем, на Большом Каретном бывали совершенно разные люди. От высоких интеллектуалов до настоящих блатных. А между ними - жокеи, бильярдисты, работники торговли - и вообще, кто угодно...
Первые Володины песни были чисто блатными. Хотя, скорее, даже не блатными, не хулиганскими, а озорными. Озорные песни на заданную, - блатную тему! Ведь всегда существует такой приблатненный мир с якобы романтикой, которая пленяет воображение очень молодых людей. И в этом мире якобы есть законы дружбы и кодекс чести. Хотя это существовало, может быть, только в нашем воображении. Но, признаюсь, тогда все это на нас действовало.

Михаил Туманишвили:
- Мы были уже очень дружны, скорее всего, это конец 1961 года. В Москву приехала с Ленфильма Анна Тубеншляк, второй режиссер картины "713-й просит посадку". И она пригласила меня пробоваться в этот фильм. В этой же картине пробовался и Володя. Кстати, позже я выяснил, что мы оба претендовали на одну роль. И на эту роль морского пехотинца был утвержден Володя. А когда Тубеншляк приехала забирать его в Ленинград на съемки, я пришел их провожать. И в окне вагона я увидел очень красивую девушку... Я - Володе: Ты эту девушку потом обязательно приведи к нам". А Тубеншляк говорит: "Это наша актриса - Люся Абрамова. Она тоже снимается в "713-м". И Володя отвечает: "Обязательно приведу!" А сам женился на ней, гад! Там же, в Ленинграде.

Рассказывает Людмила Абрамова:
- …эпизод 64-го года, когда Володя пытался «продать» свои песни известным мастерам эстрады (мы тогда сидели без копейки).
Мы оба весьма обтрепанные, я с животом (я ждала Никиту), приехали на большой эстрадный концерт в летнем театре Эрмитажа и пошли по артистическим комнатам. Володя пел песни и предлагал их для исполнения. Мастера искусств пожимали плечами и только что не посылали его куда подальше. Наконец, мы добрались до комнаты, в которой готовился к выходу Кобзон. Он послушал Володю и сказал: «Никто твои песни петь не будет, но ты их будешь петь сам! Поверь мне, пройдет не так уж много времени, и ты сам станешь с ними выступать. А пока возьми у меня в долг – вернешь, когда появятся деньги!» Двадцати пяти рублей нам тогда вполне хватило.

О первом большом концерте. (Из письма Высоцкого):
- Месяц назад был в Куйбышеве. У них там есть молодежный клуб и отличные ребята, которые каким-то образом такую развели свободу, что мне дали выступить во Дворце спорта по 7 тысяч человек, два концерта. Ощущение жуткое. Громадное здание, и одна моя небольшая фигурка средь шумного зала. Но приняли грандиозно. Раздал автографов столько, что, если собрать их все, будет больше, чем у Толстого и Достоевского. Ставил свою подпись, а иногда слова из песен, или что-нибудь вроде “будьте счастливы”.

Туманишвили вспоминает ещё кое-что первое и очень важное:
- Да, вспомнил одну важную вещь... К нам неожиданно приехал директор калмыцкой филармонии, ведь именно от этой филармонии мы и выступали (- В Калмыкии, в Томске, на Алтае). И наша группа задолжала какую-то сумму. Директор филармонии был суровый такой мужчина, он прошел всю войну, причем именно в штрафных батальонах. А к тому времени уже были написаны и "Штрафные батальоны" и "Мне этот бой не забыть нипочем". И Володя за столом их спел. Спел этому человеку, который был совершенно растроган и потрясен. Я тогда впервые увидел, как взрослый, сильный человек может "сломаться" на Володиных песнях. Он просто сидел и плакал... Такой здоровый, мощный, кряжистый мужик... Этот человек простил все долги нашему Войтенко. Он сказал: "Ребята! Работайте, как хотите! Вы чудные парни!" Может быть, он пошел на какое-нибудь служебное нарушение, но тогда он был совершенно потрясен.

Высоцкий - тема бесконечная. И мы тоже помним то первое впечатление, которое произвели однажды его песни. Однажды и навсегда.

О Высоцком, о его ранних песнях и друзьях вспоминал Лев Комов.